Читаем без скачивания Короли Италии (888–862 гг.) - Джина Фазоли

Что же до карательных мер, то если Гуго активно пользовался услугами шпионов, то Беренгарий наводил на народ ужас своей жестокостью и беспощадностью.

За пределами государства, как и в его границах, Беренгария считали истинным королем, и именно к нему Константин VII прислал гонца с просьбой отправить к нему посла с тем, чтобы возобновить объединявшие Павию и Константинополь союзные отношения. Беренгарий был настолько скуп, что не решился отправить посла в Константинополь, посчитав, во сколько это ему обойдется. Поэтому он уговорил крестного отца своего молодого «signator epistolarum» отправить юношу в Константинополь за свой счет, чтобы он выучил там греческий язык. Лиутпранд уехал, пробыл в Константинополе, по крайней мере, полгода, выучил греческий язык, оставил потомкам красочное описание увиденных им чудес, забыв упомянуть о своей дипломатической миссии. По всей видимости, византийцы были серьезно обеспокоены сложившейся ситуацией, поскольку прекрасно знали, что может стоять за опекой и наставлениями. Из любви к невестке Берте (Евдокии) Константин VII добавил к своему посланию искренние пожелания Беренгарию честно выполнять свои обязанности первого министра и не злоупотреблять своим положением. Можно представить, с каким удовольствием Беренгарий воспринял эти рекомендации и вместе с тем как это письмо помогло Лотарю[21].

Лотарь нуждался в помощи несколько другого порядка, нежели в цветистых обращениях Константина VII к Беренгарию.

Влияние молодой супруги короля все возрастало, а Беренгария — уменьшалось; и Лотарю рано или поздно пришлось бы пойти на прямой конфликт со своим зарвавшимся министром.

Все же Лотаря нельзя было назвать «ленивым королем» (roi fainéant): если в 947 году он не покидал пределов Павии, то в июне 948-го он поехал в Эмилию, а затем в Тоскану в сопровождении Беренгария, Аттона Верчеллийского, а также графа Алерама, старого друга его отца. Было бы интересно узнать, о чем говорили сводные братья и что думал мудрый и осторожный маркграф Тосканский о ситуации в королевстве и о самом короле.

Время шло, и постепенно стали проявляться первые признаки конфликта. Один из центров оппозиции Беренгарию, на который мог рассчитывать Лотарь, находился в Комо. Епископ Вальдон оказался на своей должности по милости Беренгария, но истинные чувства, которые он испытывал к своему благодетелю, станут известны лишь позже. Лотарь передал ему права на церковь, располагавшуюся на мосту, и на плотину Кьявенны, но позаботился о том, чтобы на его стороне оказалось как можно больше жителей этого города. Часть крепостных укреплений он передал судье Назарию, а другую часть — некоему Мелидзону. Вскоре под стенами Комо разыгрались события, которые стоили жизни одному из верноподданных короля некоему Эриберту, и именно в Комо впоследствии заключили под стражу королеву Аделаиду.

То, что Лотарь придавал Комо и его жителям такое большое значение, дает возможность предположить, что он уже тогда поддерживал отношения с Лиудольфом Швабским и, через его посредничество, с Оттоном Саксонским. После смерти Лотаря тайные связи, которые он налаживал при жизни, стали абсолютно очевидными.

Подтверждением этому предположению служат милости, оказанные Лотарем Ардуину Безбородому, во владениях которого находились ключевые земли на границе с Бургундией, где правил Конрад, брат королевы Аделаиды и протеже Оттона.

После смерти Анскария и бегства Беренгария, между 941 и 943 годом, Ардуин Безбородый, граф Ауриате, получил от Гуго графство Туринское. В 945 году он помирился с Беренгарием, сохранил при себе новое графство и стал одним из самых крупных и могущественных феодалов Западной Италии. Во время визита в эту часть королевства Лотарь по просьбе королевы Аделаиды отдал Ардуину богатейшее аббатство Бреме. Столь щедрый дар не мог не иметь политического значения. Своими силами Лотарь не смог бы избавиться от Беренгария. Византийцы поддерживали его — иначе и быть не могло — только на словах, а помощь Оттона могла действительно оказаться бесценной, если бы молодой король сумел привлечь его на свою сторону в борьбе со своим министром.

Разумеется, Оттон с готовностью поддержал бы Лотаря — как в свое время поддержал Беренгария в его борьбе с Гуго, — если бы король согласился на его прямое вмешательство в дела Италии. Возможно, Оттон вынашивал план, согласно которому Италия должна была оказаться в подчиненном положении, как и Бургундия, а Лотарь — сознательно или нет — стал частью этого плана. Для достижения этой цели нужны были надежные друзья в приграничной зоне между Италией и Германией, в Комо и в Турине. Однако ожидания заинтересованных лиц не оправдались, поскольку через несколько дней после того, как Ардуин получил аббатство Бреме, Лотарь умер. Говорили, что его отравил Беренгарий[22].

Итак, вдовствующая королева и всемогущий министр оказались лицом к лицу. В результате их столкновения Аделаида получила нового мужа, императорскую корону и, чуть позже, лавры святой, но вместе с тем она положила конец независимости Италии.

VII. ЭПИЛОГ

Беренгарий и Аделаида Бургундская. — Бегство Аделаиды. — Вмешательство Оттона. — Беренгарий и Конрад Лотарингский. — Собрание в Аугсбурге. — Правление Беренгария и Адальберта. — Поход Лиудольфа. — Возвращение Беренгария к власти. — Второе вмешательство Оттона. — Интриги Адальберта и Иоанна XII. — Последние попытки сопротивления.

Беренгарий был всесильным министром на протяжении нескольких лет, и со смертью Лотаря перед ним открылась возможность получить королевский титул. Впрочем, ему необходимо было разобраться с двумя проблемами: с прежними обещаниями германскому королю Оттону и с неприязнью Аделаиды Бургундской, вдовствующей королевы.

При жизни Лотаря Беренгарий успешно уклонялся от выполнения данных им обещаний, но со смертью молодого короля особенно остро встал вопрос о признании королем Италии, которым намеревался стать Беренгарий, верховной власти короля Германии.

Что же касается Аделаиды, то вполне понятно, какие эмоции она испытывала при одном упоминании имени Беренгария. Оставшись вдовой в 19 лет, с двухлетней девочкой на руках, она не стала терять времени на бессмысленную демонстрацию скорби и ни на миг не забывала о том, что ей, дочери Рудольфа II и вдове Лотаря, полагалось по праву.

Королева могла рассчитывать на поддержку тех немногих людей, кто остался верен памяти Гуго, а также тех, кто устал от правления Беренгария. Однако Беренгарий обладал множеством серьезных преимуществ: он был мужчиной, уже обладал властью и находился в Павии, столице Итальянского королевства, в то время как Лотарь умер в Турине.

Несмотря на протест королевы и ее сторонников, Беренгарий на спешно созванной им ассамблее добился королевского титула для себя и для своего сына Адальберта. Их коронация состоялась 15 декабря 950 года в соборе св. Михаила в Павии[1].

…она обладала столь ясным умом,что могла бы достойно управлять государством,Теперь же, когда Лотарь… умер,часть народа, который ранее бунтовал,из-за испорченных нравов, враги собственным государям,ныне отдали Беренгарию власть в королевстве.

Эти строки написала Хротсвита, знаменитая монахиня из Гандерсгейма, поэтесса, прекрасно знакомая если не с реальными событиями, то с официальной версией событий, затрагивавших Саксонскую династию. Действительно, спешка, с которой короновали Адальберта и Беренгария всего три недели спустя после смерти их предшественника, свидетельствует о том, что они созвали ассамблею из немногочисленных магнатов Северной Италии и без труда добились собственного избрания, предупредив об этом Аделаиду и ее единомышленников. Вот что пишет об этом Хротсвита:

Горечь и наполнившее сердце справедливое негодованиевылились в глухой гнев на несправедливое насилие,совершаемое над королевой Аделаидой,которая, царствуя, не причинила ему никакого вреда.

Впоследствии разногласия, возникшие между Беренгарием и Аделаидой, стали объяснять отказом королевы выйти замуж за Адальберта. Этот брак разрешил бы все трудности, объединив наследственные права обеих сторон, и Беренгарий, скорей всего, задумывался об этом. Если Аделаида хотела — а она хотела — остаться королевой Италии, непонятно, почему она отказалась от такого предложения. Высказывать предположение о том, что Адальберт ей не нравился, было бы, по крайней мере, несерьезно. Вдовствующие королевы могли выбирать только между монастырем или новым замужеством, продиктованным политической необходимостью, а не их личными вкусами. Аделаида прекрасно знала, что не сможет оставаться королевой, не имея рядом с собой супруга. Но кто же мог стать этим новым мужем, новым королем, которого она и ее советники собирались противопоставить Адальберту, возможно, уже женатому, и Беренгарию?[2]